и выигрывал всё подряд.
– Сто сорок пятый! Кто сто сорок пятый? Детская присыпка!
– Давай сюда! – весело кричал Юрий, протягивал билет и складывал Вале пятнадцатый по счету выигрыш: – Пригодится!
– Восемьдесят седьмой! Губная помада. Помада? Ни у кого?!
– Гагарин! – кричала праздничная толпа.
И Юрий, под общий хохот, снова протягивал билет. Его Валя – она от души смеялась вместе со всеми, едва удерживала в обеих руках выигрыши, а муж все выигрывал и выигрывал.
– Двести двадцатый! Кто двести двадцатый, шампанское!
– Э-э… Это вещь. Мы сейчас пустим по кругу! – говорит Юрий.
И бутылка шампанского пошла по кругу… [47].
НИКОЛАЙ КАМАНИН:
Все шестеро космонавтов – отличные парни. О Гагарине, Титове и Нелюбове сказать нечего – они не имеют отклонений от эталона космонавта [9].
К 1 января 1960 года первая шестерка была подготовлена к полету в космос весьма неплохо, разве что Москву и своих близких редко видели, дети росли (у кого они были) на глазах у матерей, отцы их практически не видели. Психологи, работающие с космонавтами, были убеждены, что человек не выдержит негативного воздействия агрессивных факторов космоса в виде радиации, невесомости, огромного разброса температур в большом диапазоне – от температуры плюс 120–130 до минус 130–150 по Цельсию в открытом космосе. Причем в первую очередь космонавт должен был, по их мнению, сойти с ума, хотя бы потому, что бездонный космос не имел ориентиров – глазу было не за что зацепиться [12].
ТОМ ВУЛФ (“Нужная вещь”):
30 января, накануне полета, был сделан окончательный отбор. В это же время по первоначальному плану должны были выбрать и первого астронавта [40].
НИКОЛАЙ КАМАНИН:
Все последнее время и сейчас, когда я пишу эти строки, меня неотступно преследует одна и та же мысль – кого послать в первый полет, Гагарина или Титова? И тот и другой – отличные кандидаты, но в последние дни я все больше слышу высказываний в пользу Титова, и у меня самого возрастает вера в него. Титов все упражнения и тренировки выполняет более четко, отточенно и никогда не говорит лишних слов. А вот Гагарин высказывал сомнение в необходимости автоматического раскрытия запасного парашюта, во время облета района посадки, наблюдая оголенную, обледенелую землю, он со вздохом сказал: “Да, здесь можно крепко приложиться”. Во время одной из бесед с космонавтами, когда я рекомендовал им пройти катапультирование с самолета, Гагарин отнесся к этому предложению довольно неохотно. Титов обладает более сильным характером. Единственное, что меня удерживает от решения в пользу Титова, – это необходимость иметь более сильного космонавта на суточный полет. Второй полет на шестнадцать витков будет бесспорно труднее первого одновиткового полета. Но новый полет и имя первого космонавта человечество не забудет никогда, а второй и последующие забудутся так же легко, как забываются очередные рекорды.
Итак, кто же – Гагарин или Титов? У меня есть еще несколько дней, чтобы окончательно решить этот вопрос. Трудно решать, кого посылать на верную смерть, и столь же трудно решить, кого из двух-трех достойных сделать мировой известностью и навеки сохранить его имя в истории человечества [9].
ТОМ ВУЛФ (“Нужная вещь”):
На роль шимпанзе-астронавта был выбран самец, а в качестве дублера – самка. Этого самца военно-воздушные силы купили в Камеруне, в Западной Африке, восемнадцать месяцев назад – тогда ему было примерно два года. Все это время каждое животное имело свой номер. Этот самец был объектом испытаний номер шестьдесят один. Но в день полета прессе объявили, что его зовут Хэм. Это слово было сокращением от Holloman Aerospace Medical Center[26] [40].
MARY ROACH (“Packing for Mars”):
Диспенсер, из которого по мере надобности выкатываются банановые шарики, убрали перед тем, как Шепард и Гленн взошли на борт корабля, но отпечаток от него остался. Как отчеканил однажды летучий жокей Чак Игер – у которого “нужной вещи” было побольше, чем у кого-либо еще: “Не хотел бы я убирать с сиденья обезьянье дерьмо перед тем, как усесться в капсулу” [74].
31 января 1961 года в США на баллистическую траекторию высотой 250 километров и дальностью 675 километров выводится пилотируемая капсула с обезьяной Хэмом. Ее обнаружат через четыре часа в Атлантическом океане после приводнения. Сергей Королев, узнав эту важнейшую новость из Кремля, с досадой выговаривает своему верному соратнику Сергею Охапкину:
– И слепому видно, что запуски мартышек американцами – это не самоцель! У них там уже человек 15 астронавтов готовы лететь хоть сегодня! Но если они свою обезьяну Хэма, слетавшую вчера, запустят в настоящий космос раньше нашего космонавта – я этого позора не переживу! [59].
НИКОЛАЙ КАМАНИН:
20 марта.
Все время меня преследует мысль, что мы действуем медленно и растопыренными пальцами. На каждый наш спутник США запускают три-четыре своих спутника; сейчас в космосе летает более 15 американских спутников, причем их спутники в четыре-пять раз легче наших. Они запустили 22 спутника “Дискаверер” для отработки разведывательной аппаратуры, а запуск спутника “Эхо-1” (надувной шар диаметром 30 метров) является отличным экспериментом по усовершенствованию средств связи. Американцы непрерывным потоком получают обширную информацию из космоса и настойчиво совершенствуют аппаратуру для своих будущих космических кораблей. Нам необходимо признать, что американцы, отставая от нас в весе спутников и в мощности ракетных двигателей, в то же время опережают нас по средствам связи, телеметрии и электронике. Мы потеряли связь с АМС, летящей к Венере, на удалении в два миллиона километров, а американцы уже имеют опыт связи на расстоянии 37 миллионов километров [9].
MARY ROACH (“Packing for Mars”):
Директор стартовой площадки ракеты “Меркурий” Гюнтер Вендт однажды сделал выговор <Алану> Шепарду, пригрозив, что заменит его одним из тех парней, которые работают за бананы. Шепард, как гласит история, запустил ему в голову пепельницей [74].
НИКОЛАЙ КАМАНИН:
Во время нашего разговора я спросил его: “Правда ли, что в феврале этого года ты по карнизу пятого этажа перебирался из своей квартиры в квартиру Титова?” – “Николай Петрович, так ведь это было давно, там и опасности-то никакой не было”, – ответил Юрий [9].
Я читал его письмо к матери от 13 февраля 1961 года. Он переживает за Валю, которой скоро рожать, просит привезти кое-что по хозяйству и две подушки, а то им с Валей не на чем спать, а главное, скорее самой приехать, – возможно, впереди у него будут такие дела, что свидеться больше не придется… [76].
Сценарий игрового фильма “Гагарин – первый человек в космосе”:
Сцена 63. Героя часто не понимают даже самые близкие люди.
Дом родителей Юрия.
ОТЕЦ: Сынок, давай выпьем за твой приезд.
Юрий качает головой, отодвигая стопку.
ЮРИЙ: Мне нельзя, папа, я тренируюсь.
ОТЕЦ: Ты можешь хоть на секунду об этом забыть?! Что для тебя более важно – эти тренировки или чувства твоего отца?
Юрий сдается и делает небольшой глоток.
ОТЕЦ: Ну давай, Юра, скажи нам наконец, для чего они там тебя готовят.
ЮРИЙ: Папа, я не имею права. Это государственная тайна.
ОТЕЦ (теряя терпение): Пф!.. Подумаешь, какой он